Как показывает статистика, предлагаемая вашему вниманию статья «Два марша» пользуется у читателей повышенным интересом. Я прекрасно понимаю, что причинами такого интереса являются, увы, не столько достоинства самой статьи, сколько затронутые в ней вопросы. Очень многие читатели просто не в состоянии дочитать до конца, и тогда они пишут на своих форумах примерно следующее: «А марш Всё выше выше и выше-сталинские соколы украли у немцев.В принципе достаточно нескольких иллюстраций http://www.vilavi...3.shtml» (орфография источника сохранена).

Собственно говоря, мне абсолютно всё равно, если какой-либо гражданин, с трудом читающий и пишущий по-русски, но зато никаких сомнений не ведающий, предпочитает морочить голову себе и другим теми высказываниями, которые ему самому приятны. Но мне трудно понять, почему такой гражданин ссылается при этом на работу, автор которой в результате кропотливого изучения документов пришёл к прямо противоположному выводу.

Специально для тех, кому длительное чтение доставляет физическую боль, напишу здесь кратко и понятно: «Сталинские соколы» не крали у немцев марш «Всё выше». Скорее, наоборот: это немецкие штурмовики позаимствовали мелодию советского «Авиамарша». Этот вывод взят не с потолка, и он сделан не потому, что вот кому-то захотелось именно так, а не иначе. Напротив, этот вывод с железной необходимостью следует из комплексного и беспристрастного сопоставления многих сохранившихся документов и исторических фактов.

В декабре 2006 года, когда готовилась первая часть статьи «Два марша», в распоряжении автора имелось несколько фактов, которые можно было трактовать в пользу направления заимствования от немецкого марша к маршу советскому. Все такие факты в первой части статьи были перечислены, и одновременно там же были сформулированы вопросы, на которые в дальнейшем следовало дать ответ.

В январе 2008 года, когда готовилась вторая часть статьи, автор уже располагал документами, которые позволяли ему утверждать, что «Авиамарш» почти наверняка появился раньше нацистского марша.

К августу 2008 года, когда готовились третья и четвёртая части, не только приоритет советского марша над маршем нацистским стал уже совершенно очевиден, но удалось также понять, каким же образом мелодия «Авиамарша» была позаимствована немецкими нацистами. Вся история оказалась далеко не столь примитивной — крали-де или не крали — и очень интересной.

Наверное, едва ли стоит удивляться тому, что знаменитый советский марш авиаторов «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» и нацистский марш «Herbei zum Kampf…» используют одинаковую мелодию и местами совпадающий текст. И нацисты, и коммунисты опирались практически на одну и ту же социальную базу, использовали практически совпадающую фразеологию и не особенно утруждали себя соображениями морального плана. Мы уже знаем, например, что мелодию старинной песни «Schwarzbraun ist die Haselnuss…» любили и солдаты вермахта, и юные пионеры Страны Советов. Мы уже видели, что немецкие социал-демократы использовали мелодию старой тирольской песни «Zu Mantua in Banden…» в своем молодежном марше «Dem Morgenrot entgegen…» и что в 1922 году комсомолец А. Безыменский беззастенчиво адаптировал на русский язык текст своих немецких коллег-ренегатов, дав тем самым советскому комсомолу его гимн «Вперед, заре навстречу…» («Молодая гвардия»). А, скажем, мелодию старинного немецкого «студенческого» марша активно использовали и русские революционеры (наиболее известный вариант — «Смело, товарищи, в ногу»), и немецкие коммунисты со своим переложением русского текста, и нацисты (запрещенный ныне в Германии нацистский партийный гимн «Brüder in Zechen und Gruben», слова которого, между прочим, приписываются беззаветному штурмовику и удачливому поэту Хорсту Весселю;

Так что удивляться совпадению мелодий не стоит. Скорее, удивляться надо тому, что долгое время никто у нас не обращал на это внимания. Впрочем, оно и понятно. Обе эти песни представляют собой яркие образцы песенной пропаганды, но — по разные стороны баррикад. Те, кто распевал бодрый марш «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», едва ли имели возможность слушать исполнение марша «Herbei zum Kampf…», и наоборот. А уж после войны круг любителей «Herbei zum Kampf…» и совсем уж сузился. Правда, советского зрителя могло бы привести в недоумение, почему это нацистские молодчики в документальном фильме «Триумф воли», радостно фыркая, обливают водой свои мускулистые тела — под мелодию официального гимна ВВС Красной Армии!

Но откуда ж было взяться такому зрителю? Выдающийся пропагандистский фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли», посвященный нацистскому съезду 1934 года, и теперь-то не слишком доступен, а уж что говорить про времена «железного занавеса»…

Короче говоря, как только появилась возможность сравнить обе песни, так моментально обнаружилось их, мягко выражаясь, сходство. Такая возможность появилась у Севы Новгородцева, когда он, со своим знанием советского марша, случайно показал его тем, кто знал марш нацистский. Вот как о своем нечаянном открытии поведал в эфире БиБиСи, в самом начале своей еженедельной радиопередачи «Рок-посевы», Сева Новгородцев (любой желающий может скачать запись той передачи — «Рок-посевы», 26 августа 1983 года

Добрый вечер, друзья! Сегодняшняя программа посвящена вашим письмам и заявкам. Но вначале хочу вам одну историю рассказать.

Как-то на днях, в канун Дня авиации, позвонили нам с английского телевидения за советом. «У нас в кадре, — говорят, — русские самолеты. Какую бы нам музыку вы посоветовали бы за кадром?» «Лучше всего, — говорю, — подойдет авиамарш «Все выше и выше», тем более что это официальный марш военно-воздушных сил СССР». Меня по телефону спрашивают: «А не могли бы вы напеть несколько тактов?» Ну, я и пою: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор…», а потом припев: «Всё выше, и выше, и выше стремим мы полёт наших птиц…», ну и так далее. На том конце провода наступило молчание, а потом говорят: «Вы извините, но то, что вы нам напели — это нацистская песня, марш коричневорубашечников Третьего Рейха». «Да что вы! — я им отвечаю. — Это «Авиамарш» композитора Юлия Хайта, который газета «Правда» в свое время называла в ряду лучших произведений советского джаза». «Нет-нет! — отвечают по телефону. — Спасибо за совет, но мы не можем показывать в кадре советские самолеты и сопровождать это нацистской музыкой. Вы понимаете, что из этого может получиться?»

Ну, думаю, дела…

«Авторы исполняли там «Авиамарш» ежедневно»… Откровенно говоря, не так уж и трудно представить себе картину, как недоучившийся юрист Юлий Абрамович Хайт и сотрудник бюро украинской печати Павел Давидович Герман ежедневно исполняют на вокзальном перроне или где там еще — свеженаписанную ими песню. Не правда ли? «Славим победу Октября»…

Впрочем, что бы там ни исполняли Хайт с Германом в 1920 году на киевском вокзале, но это никак не мог быть текст, приведенный выше. Дело вот в чем. В припеве говорится о «спокойствии наших границ», чего никак не могло быть осенью 1920 года. Кроме того, в последнем куплете марша упоминается некий «ультиматум». Это — датируемый маем 1923 года так называемый «ультиматум Керзона», названный по фамилии министра иностранных дел Великобритании в 1919-1924 годах Джорджа Керзона, маркиза и лорда.

Но на последний аргумент находчивые защитники версии о 1920 годе тут же указывают на то, что в 1920 году лорд Керзон направил Советской России еще и некую ноту, которая-де и упоминается в песне как пресловутый ультиматум. Нет. В исторической литературе название «ультиматум Керзона» прочно связано именно с документом мая 1923 года, после которого разгорелся международный скандал и был убит Вацлав Воровский. Советский пропагандистский аппарат широко использовал название «ультиматум» в массовой кампании протестов по всей стране. Именно после этого начался сбор средств на создание красного воздушного флота, и одна из вновь созданных эскадрилий получила имя «Ультиматум».

Другие защитники версии 1920 года (или 1921-го, или 1922-го — всё равно) заходят с другой стороны и говорят: «Да, конечно, 1931 год в датировке марша тоже не враги народа указывали. Да, разумеется. Но! Но, вероятно, в том году и появился тот текст, который мы знаем, а вот создана песня была все равно в 1920 году!»

Что можно на это сказать? Нам известен тот текст, который приведен выше. Если даже и был более ранний текст, то о нем никто ничего не знает. Наверное, если он был, то был другим — иначе зачем что-то менять? Если же допустить другой, совершенно неизвестный текст, то, строго говоря, в условиях полной неопределенности нет никаких оснований считать, что не изменялась и мелодия — сравнивать не с чем, ведь ранние записи песни отсутствуют, правда?

И вот тут совершенно некстати на одном из сайтов выкладывается еще и третий вариант марша, который известен под названиями «Lied der roten Luftflotte» («Песня красного воздушного флота»), «Lied der roten Flieger» («Песня красных летчиков») и тому подобными. Вот начало его текста:
Wir sind geboren, Taten zu vollbringen,
zu überwinden Raum und Weltenall,
auf Adlers Flügeln uns empor zu schwingen
beim Herzschlag sausen der Motoren Schall.

Ref.:
Drum höher und höher und höher
wir steigen trotz Haß und Hohn.
Ein jeder Propeller singt surrend [das Lied]:
Wir schützen die Sowjetunion!

Судя по тому, что мы видим, этот вариант очень близок по смыслу и лексике к тексту советского марша и, кажется, от него и происходит. Ринат Булгаков, автор той статьи, где представлен этот вариант, указывает, что «данная версия была в ходу у германских коммунистов». Там же дается и ссылка на архивную запись этого варианта, датированную, как сказано в статье, 1930 годом. Это означает, что известный нам текст советского марша следовало бы датировать временем до 1930 года, поскольку совершенно понятно, что «Lied der roten Luftflotte» — это перевод на немецкий язык текста «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», а не наоборот. Это означало бы, что прошедшая все главлиты и агитпропы датировка 1931 годом так и вообще повисает в воздухе. В это, однако, верится с большим трудом. Что-то там должно было произойти, в тот год…

Из всего вышесказанного получается, что если говорить о том «Авиамарше», который мы слышим, то время его создания — это не ранее второй половины 1923 года и не позднее первой половины 1930 года. Напомню, что марш «Herbei zum Kampf…» вроде бы слышали в 1926 году, и эту дату никто не оспаривает.

Сегодняшний гость «РГ» настолько легендарен, что не нуждается в особом представлении, поэтому назову лишь три его ипостаси: моряк, джазовый музыкант и, наконец, радиоведущий! Казалось бы – такие далекие друг от друга понятия, но всех их объединяет одно имя – СЕВА НОВГОРОДЦЕВ.

Сева, вы родились в семье капитана дальнего плавания. Вы захотели продолжить морскую династию или поступили в ЛВИМУ (Ленинградское Высшее Инженерное Морское Училище имени адмирала Макарова) на судоводительский факультет только по наставлению отца?
Ещё в школе я подавал большие надежды на актерство, в 14 лет выиграл Эстонский конкурс чтецов-исполнителей (с монологом Хлестакова), после школы поступал в два московских театральных заведения (им. Щепкина и им. Щукина). Когда не получилось, был подавлен. Отец сказал — не вышло, как ты хочешь, сделай, как я хочу. Я подал документы в ЛВИМУ, набрал проходной балл (как потомственный моряк имел преимущество) и был принят.
Во время учёбы вы начали играть в училищном духовом оркестре на кларнете, а в 1962 году стали участником ленинградского джаз-октета. Всё это послужило основанием для того, чтобы вы оставили морскую карьеру и «сошли на берег». Не последнюю роль при этом сыграло знакомство и последующая совместная работа с известным джазменом Д. Голощёкиным…
В духовом оркестре первые полгода играл на альте (такая труба, закрученная налево), партию «секунды» (м-та-та-та-та, м-та-та-та). Потом пятикурсники выпустились, надо было ковать новых солистов, вот мне и дали на летнюю практику кларнет с тем, чтобы к осени уже играл. Помню, как тяжко было заниматься на угольном пароходе после кочегарской вахты в рейсе по северному морскому пути. Руки от совковой лопаты приходили в полную музыкальную негодность. Потом был духовой оркестр и наш самодеятельный джаз, которым одно время руководил приглашенный Давид Голощекин (для него это был небольшой приработок). Там он меня заприметил и вовлек в джаз-октет (одно время мы постоянно играли в молодежной передаче Ленинградского телевидения). Потом я окончил училище, поехал в Эстонское пароходство плавать 4-м, а потом и 3-м штурманом. За первый год накопилось много выходных, плюс отпуск. Приехал в Питер, поселился у Давида под роялем, помню, было весело. Однажды раздался звонок – Ленконцерту требуется ансамбль для аккомпанемента известному певцу. Давид быстро собрал пять музыкантов, мы отрепетировали программу, прошли худсовет, и нам сказали — идите оформляйтесь в отдел кадров. А я — штурман в пароходстве, молодой специалист, по распределению. Мне еще «трубить» там года два. В последующие 8 дней я провернул многоходовую операцию, равной которой мне никогда не повторить, и пришел в Ленконцерт свободным человеком.
Для советских времён у вас совсем неплохо складывалась музыкальная карьера: работа в оркестре Вайнштейна, руководство ВИА «Добры молодцы» с дальнейшим переездом в Москву. И вдруг (цитирую вас): «в разгар славы и успеха заголодал по системе йогов (21 день) и, переосмыслив жизнь, бросил работу…». Что же тогда с вами произошло?
В 1968 году И. В. Вайнштейн захотел уйти из танцевального зала (мы играли в ДК Горького у Нарвских ворот) на большую сцену. Он буквально свернул горы, была создана концертная программа, сшиты костюмы, изготовлены концертные пюпитры… Ленконцертом руководил тогда Георгий Михайлович Коркин, «погоревший» на посту директора Кировского Театра после бегства Нуриева. Обжегшись на молоке, он дул на воду, худсовет нам пройти никак не удавалось. Было сделано 11 попыток, борьба продолжалась больше 8-ми месяцев, музыканты сидели на полуголодном пайке. Начальство «выкручивало руки», требуя компромиссов. Вайнштейн интриговал, подключая своих единомышленников из Союза Композиторов, которые восторгались оркестром еще будучи студентами, а теперь вышли в люди. Наконец, в сильно осовеченном виде, мы поехали на гастроли. Я знал группу молодых ребят из авторской группы «Авангард», они подпольно играли с очень популярным тогда певцом Вячеславом Мостиевым. Я предложил включить ансамбль в программу номером (без Мостиева у него начались неприятности с КГБ), даже, помнится, оркестровки какие то сделал. Симбиоз это продолжался недолго, ребят сманил ловкий администратор, наобещавший кучу денег, и они уехали на смертный «чес» от Читинской филармонии. Тем временем процесс «компромизации» оркестра Вайнштейна продолжался, и от былой джазовой идеи оставалась только оболочка. «Авангардовцы», вернувшись с деньгой, взяли режиссера Б. Гершта, который и придумал им название «Добры Молодцы». Отсюда пошла былинная стилистика, позволявшая, например, носить длинные волосы. «Молодцы» пригласили меня руководителем, но не по музыкальному делу, которое они лучше моего знали, а таким капитаном дальнего плавания по коридорам власти. Мне удалось перевести их из Читы в Москву, но это стоило многих седин. История повторилась — 11 худсоветов Министерства Культуры РСФСР, жизнь на голодном пайке в роскошной гостинице «Россия»… Необходимость компромисса со временем «сожрала» и это предприятие. На гастролях по стадионам, где мы играли пять или шесть песен, я заголодал, переосмыслил жизнь и уволился из «Росконцерта».
Решение об эмиграции из Советского Союза было принято вами под большим влиянием вашей экс-супруги Галины Бурхановой. А насколько вы сами понимали необходимость этого непростого шага в 1975 году?
К 75 году я испробовал все возможное, чтобы оставаться в Питере и не уезжать. Семейная обстановка была сложной. Я с женой — в разводе, хочу снова склеить семью, а семья хочет уехать. Потом появился азарт, поскольку два последних этажа нашего кооперативного дома «вострило лыжи» на историческую родину. Мы ходили друг к другу в гости в два ночи без приглашения и жарко обсуждали новости. За всем этим следил КГБ через своих информаторов, которые нам все откровенно рассказывали, так что в Комитет шли отфильтрованные данные. Как тогда говорили «ехать надо не Куда, а Откуда». Оттуда и уехали, а там — будь что будет. Иллюзий я никаких не питал, поскольку плавал заграницу больше года и насмотрелся там на несчастненьких наших беженцев.
Были ли вы каким-нибудь образом связаны с диссидентским движением в СССР?
Мы регулярно слушали «голоса» и конечно знали о диссидентах, но повторять их судьбу не хотели. Во-первых, безумной жертвенности как таковой не было, а во-вторых, мы считали, что для советской власти прямая борьба — слишком большая честь. Мы жили как внутренние эмигранты, свои миром. Я и дальше так хотел, да не получилось.
Расскажите, пожалуйста, об истории создания вашего псевдонима. Имеет ли он какое-нибудь отношение к городу Новгород?
На теплоходе «Верхоянск», где я плавал 3-м помощником, был помполит, «помпа», хороший человек, особенно для своей сволочной должности. Он копил деньги на культнужды (40 инвалютных копеек на человека в сутки загранплавания) и покупал команде культурные вещи — большой настольный хоккей, духовое ружье с пульками. Фамилия его была Новгородцев. Я вспомнил о нем на первом же концерте с «Добрыми Молодцами», когда объявили: «Руководитель ансамбля — Всеволод Левенштейн!». По залу будто рябь пробежала, я понял, что народ не поймет и даже, где-то, не простит. Было это 38 лет назад, так что и сам привык и люди привыкли.
С 1 марта 1977 года вы трудитесь на радиостанции «Би-Би-Си», и с этого времени ваше имя неотъемлемо связано с этой организацией. В советские времена существовала присказка: «Есть привычка на Руси слушать ночью Би-Би-Си!». Как вы думаете, какую роль в те годы играли так называемые «вражеские голоса“, и, в частности, „BBC“?
Я был взращен на передачах джаза «Голоса Америки», поэтому роль «голосов» понимал хорошо — не с точки зрения западной станции, а с точки зрения слушания у приемника. Для советской душной и застойной жизни нужен был живой воздух человеческой культуры, чем мы и пытались заниматься. В результате — многие из слушателей при первой возможности «рванули» за границу и составляют теперь немалую часть русской диаспоры. В 90-е годы казалось — вот, воспитали в народе свободу и жажду демократии, так, что и «голоса» теперь никакие не нужны. Прошло несколько лет, Россия вернулась к своему знаменателю, так что ВВС опять имеет свое традиционное предназначение. Работы хватит поколений на 15-20!
На «Би-Би-СИ» вам по наследству от Сэма Джонса досталась музыкальная программа, которая, по сути, стала ликбезом для советских радиослушателей. В ней вы не только рассказывали о самых прогрессивных музыкальных коллективах, но и иллюстрировали эти увлекательные рассказы записями, которые затем переписывались буквально до дыр…
Сэм Джонс — настоящий герой эфира. Он еще в те годы рвался к микрофону, не заготовив ни кусочка текста. Было страшно, но энергия от Сэма шла бешеная, и народ его любил. Сэму принадлежит честь «открытия» шансона. Еще в году 79 он съездил в командировку в Штаты и привез кучу записей и интервью с Токаревым, Шуфутинским и прочими и крутил все это в своей передаче «Перекати-поле». Но это было после его ухода с Би-Би-Си летом 1977. Сэм оставил мне передачу а сам поехал зарабатывать «свой первый миллион», но через год вернулся на скромную «бибисейскую» зарплату.
В мае 1984 года вы распрощались с обеспеченной старостью и ушли с Би-би-си, оставив за собой только «Рок-Посевы». Эта программа просуществовала 27 лет с 10 июня 1977 года по 12 июня 2004 года, после чего была закрыта. Что, на ваш взгляд, послужило причиной для принятия такого радикального решения?
Радикальные решения приняло начальство. У них своя точка зрения: музыку стали передавать десятки и сотни местных российских станций, поэтому ВВС этим заниматься – смысла нет. А тонкости подтекста им не объяснить. Кроме того, данные по исследованию аудитории, производимые в Москве, были какими-то странными, они также показывали, что «Посевы» пора закрывать.
Вы также долгое время были ведущим другой авторской программы – «Севаоборот». Расскажите немного и о ней.
Передача основывалась на английской традиции «разговорных» передач, особенно Start The Week, которая вот уж лет 40 идет по понедельникам. Она начала существование 7 ноября 1987 года, на 70-летие советской власти. С самого начала мы по контракту с рестораном Би-Би-Си получали две бутылки красного вина — одну в студию, другую в аппаратную. Надо помнить это время – «минеральный» Горбачев боролся с пьянством и уничтожал в Крыму виноградники. Мы хотели демонстрировать свободу «живого» слова в условиях общественного выпивания, такой джентльменский вариант, как в закрытом клубе. Подобрались люди, симпатичные друг другу, но с разными точками зрения и разным опытом. Я подспудно искал правды, не столько факта, сколько интонации, правды общения. «Оборот» стал, мне кажется, прародителем многих элементов в отечественном живом эфире.
Уже пять лет выходит ежедневная передача «БибиСева», в которой вы комментируете актуальные события. Как возник замысел этого проекта?
Главный редактор Андрей Остальский понял, что «раскрученного» человека надо как-то использовать. В политике я понимаю не на таком уровне, чтобы с пафосом обсуждать ее в эфире, поэтому я выбрал себе позицию аудитории, человека, который в общем образован, но не шибко подкован, и поэтому хотел бы спросить кое-что у профессионала. Так появился непременный наблюдатель-обозреватель. В новостях мы ищем «человеческое лицо», продюсерская команда отыскивает людей по всему свету, а я с ними разговариваю в эфире.
Насколько, по-вашему, изменилась функция западных радиостанций, вещающих на русском языке, после распада СССР и появления новых независимых государств? Как вы расцениваете в этой связи прекращение вещания на русском языке радиостанции «Голос Америки» с 27-го июля этого года?
Америка — великая страна, пока за дело не берутся чиновники. Трагедия станции — завязка на ГосДеп. Как говорится: «мертворожденный ни ползать, ни летать не может». Редакционная независимость ВВС — это живая лоза, на которой постоянно что-то вызревает. «Голосу» в этом было отказано с самого начала. Дело даже не в том, ЧТО передавать, а КАК. Экспериментов, какие были позволены нам, на «Голосе» никогда бы не разрешили. Уверен: главное – это стилистика. Чиновникам этого не объяснишь. Они точно знают — как надо делать.
В июле этого года вашей странице в Интернете www.seva.ru исполнилось 10 лет. Кто был инициатором и воплотителем этого замысла?
Создал сайт Сергей Панцирев, ныне монстр веб-дизайна. Сергей начал писать мне на Би-Би-Си еще студентом откуда-то из Подмосковья, а потом вышел на связь и предложил. Он взвалил на себя огромную ношу, которую бесплатно тащит уже более 10 лет. Человек заслуживает орден!
Мне известно, что по старой доброй традиции ваш День Рождения пышно празднуется и именуется «Июлька». В этом году «Июлька» проходила во Франции (в Париже), а в следующем планируется Израиль. Расскажите, как возникла идея подобного характера, кто Вам помогает в её реализации?
«Июльками» занимается Алексей Татищев, который вырос на моих передачах и ничем в своей жизни, кроме сопряженных с ВВС проектов, как я понимаю, не занимался. Алексей с группой активистов встречал меня в Москве летом 1990 года, когда я впервые приехал в Отечество встретиться с фанами, он же сотоварищи создал издательство «СКиТ», выпустившее два тома «Рок-посевов» в 90-х годах. Так и рулит, набил себе руку на организации международных поездок, монстр турбизнеса.
В 2005 году вы были награждены орденом Британской империи, кроме того, вам присвоено высокое звание «сэра». Такое признание со стороны Британского государства как-то изменило ваше мироощущение?
Получив орден МВЕ (Кавалер Британской Империи), я сказал себе: все, брат, на красный свет ты теперь ездить не имеешь права, даже если ты на безлюдной дороге, ночью, а вокруг на пять верст — никого. Если же говорить серьёзно, то есть ощущения некоего результата в жизни, но на ежедневном уровне это не отражается никак.
И последний вопрос: о чём сегодня мечтает Сева Новгородцев?
С мечтами у меня положение непростое. То, чего я сам хочу, и пытаюсь делать только своим волевым усилием, как правило, дает результаты либо нулевые, либо отрицательные. Но если я следую курсу, начертанному скоплением обстоятельств, живу по пасьянсу Судьбы, то получается куда лучше, хотя далеко не сразу. Поэтому я мечтаю, но тихо, про себя. О чем — сказать не могу, по голове достанется. От Судьбы.

С Севой Новгородцевым беседовал Евгений КУДРЯЦ
(«Русская Германия» № 47, ноябрь 2008 года)